BiologyExperts

В поддержку мнения Александера о том, что в высокорасслоённых, но, тем не менее, моногамных обществах есть что-то искусственное, можно привести тот факт, что полигиния упрямо стремиться спрятаться под их поверхностью. Хотя быть любовницей даже сегодня, мягко говоря, позорно, многие женщины предпочитают эту роль альтернативной: принять преданность от одного мужчины с меньшим состоянием или может быть, ни от кого её не принимать.

После того, как Александер стал подчёркивать наличие двух видов моногамных обществ, его проницательность была поддержана более изящно. Антропологи Стивен Дж. С. Голен и Джеймс С. Бостер показали, что феномен «приданого» — перевода активов из семьи жениха в семью невесты — возник исключительно в обществах с социально навязанной моногамией. Тридцать семь процентов этих стратифицированных неполигинийных обществ практиковали приданное, в то время как среди всех нестратифицированных неполигинийных — только два процента. (Для полигинийных обществ эта доля составляет около одного процента).

Можно рассмотреть этот феномен с другой стороны: хотя фактически только семь процентов обществ имели социально-навязанную моногамию, они составляли 77 процентов обществ с традицией приданого. Из этого следует, что приданое — это продукт рыночной неустойчивости, препятствие брачной торговле; моногамия, ограничивая каждого мужчину единственной женой, искусственно делает богатых мужчин дорогим товаром, и приданное — это цена, которую приходится платить за него. Предполагаю, что если бы полигиния была узаконена, рынок стал более честным: мужчины с большими деньгами (и возможно, более очаровательные, мускулистые и обладающие чем-то ещё могущее частично заменить богатство) вместо получения огромного приданного, имели бы много жён. Победители и проигравшие

Если мы усвоим этот взгляд на вещи, уйдём от западной этнографической перспективы и гипотетически примем эволюционную точку зрения, предполагающую, что мужчины (сознательно или нет) хотят иметь так много сексуальных и детородных устройств, сколько они могут себе позволить; а женщины (сознательно или нет) хотят свести к максимуму ресурсы, предназначенные для их детей, то у нас будет ключ к объяснению того, почему моногамия до сих пор с нами. Полигинийное общество часто изображается чем-то деспотически угнетающим женщин, хотя и нравящееся мужчинам; но на самом деле ни у одного пола нет природного единства по этому вопросу. Бесспорно, что женщинам, замужним за бедным мужчиной и, которые в принципе, не против обменять его половину богатого, институт моногамии не слишком благоволит.

Столь же бесспорно, что бедному мужу, которого они с удовольствием бросили бы, аналогично не благоволила бы полигиния. Но не эти беглые иронические предпочтения ограничивают людей, находящихся за чертой бедности. Действительно, в чисто эволюционных терминах, большинство мужчин было бы, вероятно, богаче в моногамной системе, а большинство женщин оказались бы в более затруднительном положении. Это очень важный момент, оправдывающий этот краткий иллюстративный обзор.

Рассмотрим огрублённую и неромантичную, но полезную для анализа модель брачного рынка. Тысяча мужчин и тысяча женщин ранжируются на основе спроса на них, как на супругов. Хорошо, хорошо, в реальной жизни нет полного согласия в подобных вопросах, но это сделано для наглядности. Вряд ли многие женщины предпочли бы безработного и нецелеустремленного мужчину амбициозному и успешному (при прочих равных условиях); вряд ли многие мужчины выбрали бы тучную, непривлекательную и глупую женщину вместо хорошо сложенной, красивой и умной. Ради интеллектуального прогресса свернём эти и другие аспекты привлекательности в одно измерение.

Предположим, эти две тысячи человек живут в моногамном обществе, и каждая женщина намеревается выйти замуж за мужчину, который подходит ей по рангу. Она хотела бы выйти замуж за мужчину рангом повыше, но всех их уже расхватали конкурентки, превосходящие её рангом. Мужчины также хотели бы жениться на высокопривлекательной, но по той же самой причине не могут. Давайте перед тем, как все эти помолвленные пары поженятся, узаконим полигинию и волшебным образом избавимся от её клейма. И давайте предположим, что, по крайней мере, одна женщина, спрос на которую немного ниже среднего — вполне привлекательная, но недостаточно яркая женщина с рангом, например, 400 — выгоняет своего жениха (мужчина f400, продавец обуви) и соглашается стать второй женой преуспевающего адвоката (мужчина f40). Это не так уж и дико неправдоподобно — отказаться от общесемейного дохода 40 000 долларов в год, часть которого она должна была бы заработать сама, работая по полдня в Pizza Hut в пользу дохода 100 000 долларов в год и, при этом возможно, не работать вообще (смирившись с тем, что мужчина f40 танцует лучше, чем мужчина f400.

Даже это первое просачивание полигинии, направленное на мобильность, делает многих женщин богаче, а многих мужчин ставит в затруднительное положение. Все 600 женщин, которые ниже дезертирки рангом, приписывают себе одно очко, чтобы заполнить образовавшийся вакуум; у них по прежнему есть муж, полностью принадлежащий им, и причём, улучшенный его вариант. А между тем, 599 мужчин устраивают свою личную жизнь с женой, немного уступающей по рангу их бывшим невестам, а один мужчина вообще остается без жены. Согласен, что в реальной жизни женщины не стали бы подниматься по жёстко регламентированной лестнице. В самом начале подъёма вам бы попалась женщина, которая, поразмыслив о превратностях привлекательности, осталась бы верной своему мужчине. Но в той же реальной жизни, вы, скорее всего, встретитесь с более чем одной капелькой мобильности на первых местах. Главный момент остаётся в силе: многие, многие женщины, даже те, кто предпочёл бы не делиться мужем, расширяют свой выбор, когда этот делёж мужа свободно позволен.