BiologyExperts

С одной стороны, дарвинист может относиться к существующей этике с подозрением. С другой — традиционная этика часто воплощает определённую прагматическую мудрость. В конце концов, отстаивание генетических интересов иногда (хотя не всегда) совпадает со стремлением к счастью. Матери, убеждающие своих дочерей "беречь себя", с одной стороны, действуют в пользу своего безжалостного генетического интереса, но с другой — беспокоятся о долгосрочном счастье своих дочерей. То же касается дочерей, следующих советам матерей и верящих, что они помогут им удачно выйти замуж и иметь детей: да, они хотят иметь детей, потому что их гены этого «хотят»; факт остаётся, тем не менее, фактом — они хотят детей и чувствуют свою жизнь прожитой зря, если не имеют их. Хотя в личных генетических интересах нет никакого фундаментального блага, но нет и фундаментального зла. Когда что-то способствует счастью (что бывает не всегда) и никому серьёзно не вредит, то зачем с этим бороться?

Насколько дарвинист склонен к моральной философии, настолько цель его замысла состоит в исследовании традиционной этики в свете предположения о том, что она нагружена прагматической, долговременной мудростью, хотя и также обрамлена корыстными и философски непростительными заявлениями об абсолютной «безнравственности» того или этого. Матери могут быть мудры, рекомендуя своим дочерям быть сдержанными, и в этом смысле быть мудрыми в осуждении несдержанных конкурирующих девочек. Но утверждения о том, что это осуждение имеет моральную силу, может быть всего лишь генетически сдирижированной софистикой.

Освобождение мудрости от софистики в течение десятилетий будет оставаться большой и трудной задачей моральных философов, и то при условии, что более чем единицы из них станут близки к пониманию новой парадигмы. В любом случае — это задача, к которой мы вернёмся в конце этой книги, выяснив происхождение наиболее фундаментальных моральных импульсов. Подслащённая наука

Наблюдается такая типичная реакция на обсуждение этики в свете нового дарвинизма: не бежим ли мы здесь несколько впереди паровоза? Эволюционная психология только в начале своего пути. Она породила несколько теорий с мощной поддержкой (о врождённых различиях в мужской и женской ревности); несколько — с уверенно средней поддержкой (дихотомия мадонны-шлюхи); и очень много явных, хорошо если благовидных спекуляций (модуль "изгнания партнёра"). Имеются ли в этой массе теории, действительно способные поддержать широкие заявления о викторианской (или любой другой) этике?

Философ Филип Китчер, утвердившийся в 1980-ых годах как выдающийся критик социобиологии, продвинул эти сомнения на шаг дальше. Он полагал, что дарвинисты должны быть осторожными не только в создании моральных или политических расширений их исходной науки (большинство дарвинистов их избегает так или иначе, благодаря подпалённым в 1970-х годах крылышкам), но, прежде всего, в создании науки. Даже если не пересекают границу между наукой и моральными ценностями они, то кто-то это сделает; теории о природе человека неизбежно будут использованы для поддержки той или иной доктрины в отношении морали или социальной политики. И если теории окажутся неправильными, то они, возможно, наделают много вреда. Китчер обращает внимание на то, что социальные науки отличаются от физики или химии. Если мы принимаем "неправильный взгляд на происхождение далёкой галактики", то "ошибочность взгляда не будет трагичной. Напротив, если мы ошибаемся во взглядах на основы социального поведения человека, если мы отказываемся от задачи справедливого распределения прибылей и издержек в обществе потому, что мы приняли дефектные гипотезы о нас самих и нашей эволюционной истории, то последствия научной ошибки могут быть действительно серьёзны". Значит, "когда научные заявления влекут последствия для социальной политики, стандарты доказательности и самокритики должны быть чрезвычайно высоки".

Эта позиция содержит два неявных тезиса. Первый — «самокритика», сама по себе, — необязательная часть науки. Критика со стороны коллег, своего рода коллективная самокритика, — это то, что поддерживает "стандарты доказательности" на высоком уровне. Но эта коллективная самокритика не может даже начаться, пока гипотеза не выдвинута. По-видимому, Китчер не призывает нас укоротить этот алгоритм научного прогресса путём воздержания от выдвижения слабых гипотез; способ усиления слабых гипотез состоит в их выдвижении, а затем — безжалостном и тщательном исследовании. И если Китчер предлагает только, чтобы мы явно маркировали спекулятивные гипотезы, то с этим никто не спорит. Действительно, благодаря (без сарказма) людям подобным Китчеру, многие дарвинисты теперь — виртуозы осторожности.