BiologyExperts

Осознав древность этих знаков, не удивляешься тому, настолько трудно их скрыть. Человек оскорблённый может простить своего врага и не хотеть бить его, но ему гораздо труднее при этом выглядеть спокойным. Он может презирать человека и не говорить ничего, но без предельной силы воли ему будет трудно удержать свою губу от напряжённого обнажения его клыков. Он может быть удовлетворённым самим собой и не говорить об этом вслух, однако его шаг станет выпрямленным и жёстким как у индюка.

Записная книжка (1838)

Среди того, что беспокоило Чарльза Дарвина у индейцев Огненной Земли, было очевидное отсутствие их социального неравенства. Он написал в 1839 году: "Сейчас даже кусок ткани рвётся в клочки и распределяется; и никто из них не становится богаче другого". Он опасался, что такое "совершенное равенство надолго замедлит их оцивилизацизовывание". Дарвин отметил, приведя в пример жителей Таити, "которые в момент их открытия жили в наследуемой монархии и уже достигли намного более высокого уровня развития, чем другая ветвь тех же самых людей, новозеландцев, хотя их внимание было обращено к сельскому хозяйству и они были республиканцами в полном смысле слова". Итак: "На Огненной Земле, пока некий вождь не достигнет власти, достаточной для поддержки каких-то благоприобретённых новшеств (типа одомашнивания животных или других ценных приобретений), политическое устройство страны вряд ли может быть улучшено".

Затем Дарвин добавил: "С другой стороны, трудно понять, откуда может появляться вождь, если не существует собственности, на основании которой он мог бы провозглашать и далее наращивать свою власть".

Если б Дарвин обдумывал эту запоздалую мысль немного дольше, он мог бы задаться вопросом, а имелось ли у Огнеземельцев на деле "совершенное равенство"? Естественно, что общество, которое всегда находится на грани голода, будет казаться воспитанному среди слуг состоятельному англичанину абсолютно эгалитарным. Там не будет никаких пышных выразителей статуса, никаких резких различий. Но социальная иерархия может принимать самые разнообразные формы, и каждое общество находит свою.

Социальная иерархичность не спешила выходить из тени. Одна из причин этого в том, что в двадцатом веке многие антропологи, подобно Дарвину выросшие в высоко стратифицированных обществах, были поражены, а иногда и очарованы относительной бесклассовостью охотничье-собирательских народов. Антропологи были также загипнотизированы романтичной верой в почти бесконечную податливость человеческой психики, верой, особенно возлелеянной Францем Босом и его знаменитыми учениками — Рутом Бенедиктом и Маргарет Мид. Предубеждение Боса против влияния природы человека было в каком-то смысле похвальным, как преисполненная благих намерений реакция против грубых политических толкований дарвинизма, одобряющих бедность и прочие другие социальные беды, как «естественные». Но предубеждение, даже с благими намерениями — это, тем не менее, предубеждение. Бос, Бенедикт, и Мид не учли большие фрагменты биографии человечества. И среди этих не учтённых частей — глубоко человеческая жажда статуса и, по-видимому, универсальное присутствие иерархии.

Позднее антропологи дарвиновской школы стали рассматривать проявления социальной иерархии более пристально. И нашли их в самых невероятных местах.

Поначалу кажется, что Аче, племя охотников-собирателей в Южной Америке, обладает идиллическим равенством. Они вносят добытое мясо в коммунальный пул, тем самым лучшие охотники помогают менее удачливым соседям. Но в 1980-ых годах антропологи изучили это общество более пристально и обнаружили, что лучшие охотники хотя и делятся великодушно мясом, запасают ресурсы более фундаментально. У них более оживлённые внебрачные дела и больше внебрачных детей, чем у менее удачливых охотников. И их дети имеют больше шансов на выживание, очевидно, потому что получают индивидуальный уход. Репутация хорошего охотника, другими словами, есть неформальный ранг, который оказывает влияние и на мужчин, и на женщин.