BiologyExperts

Дело здесь в том, что человеческий мозг — в значительной степени механизм для побеждающих споров, механизм для убеждения других в том, что её владелец прав, и, таким образом, механизм для убеждения своего владельца — в том же самом. Мозг подобен хорошему адвокату — берётся защитить любой набор интересов и начинает убеждать мир в их моральной и логической ценности, независимо от того, имеет ли она фактически место. Как и адвокат, человеческий мозг хочет победы, а не правды, и, как у адвоката, эта победа чаще более отражает навык, чем для реальные достоинства.

Задолго до того, как Триверс написал об эгоистичном использовании самообмана, социологи собрали подтверждающие данные. В одном эксперименте людям с твёрдыми убеждениями по социальным проблемам были предъявлены четыре аргумента — два «за» и два «против». На для каждой стороны эти аргументы были двух видов: а) весьма правдоподобный и б) неправдоподобный до нелепости. Люди оказались склонны помнить правдоподобные аргументы «за» и неправдоподобные аргументы «против» — всё, что подтверждает правильность их убеждений и глупость альтернативы.

Можно подумать, что, будучи рациональными существами, мы, в конечном счёте, станем с недоверием относиться к нашей странно долгой честности, если наша безошибочная ловкость сделает нас правыми в любой дискуссии по любому вопросу — о кредите, или деньгах, или манерах, или чём угодно ещё. Нет. Снова и снова — обсуждаем ли мы свою компетенцию, продвижение по службе, которое мы никак не получим, или какой автомобиль какого ударил — мы поражены слепоте людей, осмеливающихся предполагать, что нашему проступку нет оправдания. Дружба и коллективная нечестность

Во всей психологической литературе, предшествующей и поддерживающей современное эволюционное представление об обмане, из терминологии выделяется одно слово — Бенефистанс. Оно было предложено в 1980 году психологом Энтони Гринвальдом для описания склонности людей подавать себя как одновременно и полезными, и эффективными. Две составные части этого неологизма отражают качества, соответственно, взаимного альтруизма и высокого иерархического статуса.

Это различие немного упрощено. В реальной жизни мандаты взаимного альтруизма и статуса — стремление казаться полезным и эффективным — могут сливаться. В одном эксперименте людей, которые входили в команду, спрашивали об их роли в ней. Они были склонны отвечать экспансивно, если им сначала говорили, что их усилия имели успех. Если же им говорили, что они терпели неудачу, то они отводили большую роль влиянию товарищей по команде. Это присвоение славы и делёж вины отвечает обоим видам эволюционных целей. Оно побуждает человека казаться выгодным, помогая другим в группе достигать успеха и, следовательно, обеспечивая в будущем ответные услуги; оно также побуждает этого человека казаться эффективным, заслуживая высокого статуса.

Одно из наиболее известных триумфальных событий сторонников Дарвина произошло в 1860 году, когда Томас Хаксли, также известный как "бульдог Дарвина", победил епископа Сэмюэля Вилберфорса в дебатах по "Происхождению видов". Вилберфорс саркастически спросил, по какой ветви своего рода Хаксли произошёл от обезьяны, и Хаксли ответил, что предпочел бы иметь предком обезьяну, чем человека, "обладающего большими средствами и влиянием, но использующего эти способности и влияние на достижение примитивной цели привнесения насмешек в серьёзное научное обсуждение". По крайней мере, именно так Хаксли рассказал историю Дарвину, и именно благодаря этому сообщению Хаксли попал в исторические книги. Но близкий друг Дарвина Джозеф Хукер там также присутствовал, и он помнил события по-другому. Он сказал Дарвину, что Хаксли "не мог ни возвысить свой голос на таком большом собрании, ни владеть вниманием аудитории, и он не намекал на слабые позиции Сэма [Епископ Вилберфорс], не облекал вопрос в форму или способ, который увлекал аудиторию".